Стихи из сборника:
<М. П. ДРАГOМАНОВ>
ДЕТОУБИЙСТВО, СОВЕРШАЕМОЕ РУССКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ
Женева. 1877


На титуле этой брошюры подзаголовок: «Femmes du procés des socialistes de Moscou — Женщины процесса московских социалистов.

Две соседки (С. И. Бардина ?)
Мой тяжкий грех, мой умысел злодейский... (А. Л. Боровиковский)
Суд нынче мог бы хоть с балетом... (А. Л. Боровиковский)
Мы были там. Его распяли... (А. Л. Боровиковский)
К <Л. Н.> Фигнер (А. Л. Боровиковский ?)


С. И. БАРДИНА (?)

ДВЕ СОСЕДКИ

Боже мой, какая скука
Заключенной быть в тюрьме!
Целый день лежать без звука
И без мысли в голове!
А как тяжко, тяжко, душно,
Словно камень давит грудь,
Сердце бьется непослушно,
И так тяжело вздохнуть.
Но ведь рядом тоже клетка...
Может, веселее там?
Стук-стук-стук! «Ну что, соседка,
Хорошо ль живется вам?»
— «Легкие всё не в порядке,
Стало трудно мне дышать, —
То чахотки злой зачатки.
Видно, надо помирать!
Кашель мучает вот тоже
Окаянный, грудь болит...
А сияющий мир божий
За окном так жить манит.
За железную решетку
Солнца луч скользнул,
Ветерок, ворвавшись в клетку,
Свежестью пахнул —
Шепчет, лишь к лицу касаясь,
Про зеленый лес,
Что, вершинами сливаясь
С синевой небес,
Аромат распространяет,
Свежесть сосен, мхов,
Грудь больную укрепляет
Лучше докторов…
Шепчет, нервы раздражая,
Про тот луг родной,
Где цветы, благоухая,
Искрятся росой;
А порой звучит уныло
О борьбе глухой,
Где была б полезна сила
Жизни молодой.
Но подрезаны мне крылья…
Давит, как тиски,
Чувство гордого бессилья,
Злобы и тоски.
Перед смертью я не трушу,
Но желала бы пожить,
Чтоб все силы и всю душу
В дело положить».
Кашель жалобный раздался,
И пронесся стон,
Жгучей болью отозвался
В сжатом сердце он.
Но и справа есть соседка,
Дай толкнусь туда,
Лишь понять ее нередко
Трудно – вот беда!
«Как живешь, касатка Маша?»
- «Плохо, друг мой, злят…
День и ночь ведь в стену нашу
Жулики стучат.
Арестанты – все спириты,
Замечаю я,
А жандармы ядовито
Смотрят на меня.
Замечаю, как презренье
В лицах их сквозит,
А улыбка сожаленья
На устах скользит.
Но, что вижу я, о боже!
Огоньки горят!
Из углов и окон рожи
Страшные глядят!
И всё больше! То толпятся
Гномы вкруг огня,
С адским хохотом грозятся
Погубить меня:
“Как, несчастная, мечтаешь
Обновить ты мир?
Уничтожить в нем желаешь
Наш кровавый пир?
Не спасешь ты человека!
Нам, и нам одним,
Адом власть дана от века
Царствовать над ним!”
Подо мной разверзлась бездна,
Всё плывет кругом,
Я борюсь, но бесполезно!
Побеждает гном!»
Смолкло всё. Лишь часового
Раздается мерный шаг,
Безотрадно и сурово
Смотрят звезды в небесах.

<1877>


А. Л. БОРОВИКОВСКИЙ

***

Осужденной на каторгу
сенат<ским> судом 22 февр<аля>
1877 г. девице Лидии Фигнер

Мой тяжкий грех, мой умысел злодейский
Суди, судья, но проще, поскорей:
Без мишуры, без маски фарисейской,
Без защитительных речей...

Крестьянские вериги вместо платья
Одев и сняв преступно башмаки,
Я шла туда, где стонут наши братья,
Где вечный труд и бедняки.

Застигнута на месте преступленья,
С поличным я на суд приведена...
Зачем же тут свидетели и пренья?
Ведь я кругом уличена!

Оставь, судья, ненужные допросы…
Взгляни — я вся в уликах: на плечах
Мужицкая одежа, ноги босы,
Видны мозоли на руках.

Тяжелою работой я разбита...
Но знаешь ли, в душе моей, на дне,
Тягчайшая из всех улик сокрыта:
Любовь к родимой стороне.

Но знай и то, что, как я ни преступна,
Ты надо мной бессилен, мой судья!
Нет, я суровой каре недоступна,
И победишь не ты, а я!

Пожизненно меня ты покараешь,
Но мой недуг уж написал протест...
И мне грозит — сам видишь ты и знаешь —
Лишь кратковременный арест...

А я умру всё с тою же любовью...
И, уронив тюремные ключи,
С молитвою приникнут к изголовью
И зарыдают палачи!..

8 марта 1877


***

Суд нынче мог бы хоть с балетом
Поспорить: сильные земли
Пришли смотреть нас по билетам,
На нас бинокли навели...

Нам было лестно состраданье
Прочесть у них на лицах к нам...
Мне даже слышалось рыданье
Из отделения для дам...

И продолжалась до обеда,
И даже больше, их печаль...
У них о нас велась беседа,
Все говорили: «Жаль их, жаль!..»

А у меня, в тюрьме угрюмой,
Была меж тем своя печаль.
Полна им непонятной думой,
Я говорила: «Мне вас жаль!..»

12 марта 1877


***

Мы были там. Его распяли,
А мы стояли в стороне
И осторожно все молчали,
Свои великие печали
Храня в душе своей — на дне.

Его враги у нас спросили:
«И в вас, должно быть, тот же дух?!
Ведь вы его друзьями были!»
Мы отреклись... Нас отпустили...
А вдалеке пропел петух...

Нам было слышно: умирая,
Он всё простил своим врагам;
Он умер, их благословляя,
Открыв убийце двери рая...
Но... он простил ли и друзьям?!

14 марта 1877


А. Л. БОРОВИКОВСКИЙ (?)

К <Л. Н.> ФИГНЕР

Милая девушка! Сильно влияние
Внешней чарующей нас красоты –
Так; но сильнее ее обаяния
Прелесть душевной твоей чистоты.

Много в изящной фигуре гармонии
И благородства в движеньях твоих,
Чувства движенья еще благороднее,
Сердце великое чуется в них.

Полон Спасителя лик сострадания,
Скорби в божественных много чертах, —
Но еще больше любви и страдания
В этих бездонно-глубоких очах.

<1877>


ПРИМЕЧАНИЯ

«Процесс 50-ти» происходил с 21 февраля по 14 марта 1877 г., речи защитников и последние слова подсудимых произносились с 4 по 12 марта — таким образом, имеющиеся в некоторых списках и печатных источниках февральские даты ошибочны.

Бардина Софья Илларионовна (1853—1883) — одна из центральных фигур «процесса 50-ти». В начале 1872 г. она, по окончании Тамбовской гимназии, уехала в Цюрих, где принимала активное участие в делах революционной эмиграции, работала в наборной газеты «Вперед!», входила в женский революционный кружок «Фричей». В конце 1874 г. возвратилась в Россию и, поступив на фабрику в Москве, вела там революционную пропаганду. Арестованная 4 апреля 1875 г., она произнесла на суде 10 апреля 1877 г. свою знаменитую речь. Была приговорена к 9 годам каторжных работ, замененных поселением в Тобольской губернии. В декабре 1880 г. бежала за границу; 14 апреля 1883 г. покончила жизнь самоубийством.

Боровиковский Александр Львович (1844—1905) — либеральный присяжный поверенный, один из защитников по процессам «50-ти» и «193-х», впоследствии обер-прокурор и с 1899 г. — сенатор гражданского кассационного департамента Сената; в 1870-1880-х годах — близкий приятель Салтыкова, много переписывавшийся с ним. Кроме этого ст-ния, среди молодежи пользовались успехом также и другие ст-ния Боровиковского — «Deo ignotus» («Неведомому богу»), «Ессе Homo» («Се человек»), «На смерть Некрасова», «Похороны Достоевского» и др. Подробнее о нем см. в изд.: «Поэты-демократы 1870—1880-х годов» / Вступ. статья Б. Л. Бессонова; биогр. справки, подготовка текста и примеч. В. Г. Базанова и др. Л., 1968 (Б-ка поэта, БС). С. 486.

К <Л. Н.> Фигнер. <М. П. Драгоманов>. Детоубийство, совершаемое русским правительством. Женева, 1877, без подписи. «Собрание стихотворений». Спб., 1879, под загл.: «Лидии Фигнер», подпись: СБ, указано место написания: «Дом предварительного заключения», с вар. и еще одной, заключительной строфой:

Пыток, костров были страшны мученья,
Долго зато не страдали тогда,
Пытки ж твоей бесконечны томленья,
В муках тяжелых проходят года...

Авторство А. Л. Боровиковского окончательно не доказано, но является весьма вероятным